«Наc всегда «впечатляло» сходство между заклинаниями древних (взять хотя бы «Практическую магию» Папиуса), и языком математики (обратитесь, например, к фундаментальным трудам великого Гильберта). Порою кажется, что читаешь одну и ту же книгу. Но не станем торопиться с выводами. Вспомним, откуда выходила, откуда возникла наука? Не из тайной ли лаборатории средневекового химика, не из-за крепких ли монастырских стен?
Не одна сотня лет минула с тех пор, а наука, как и ранее, остается недоступной подавляющему большинству людей. Все мы давно свыклись с подобным положением вещей, мы не вникаем особо в теории. Ну, а сами теоретики? О, они образуют целую иерархию, и к высшим святыням науки допущены опять же единицы. Как же так, возмутитесь Вы? А школы, университеты? Дорога знания открыта всем! — сколько раз мы это слышали? Именно это, весьма льстиво, наука утверждала и утверждает, сама о себе, приписывая качества, коими никогда не обладала.
Задумаемся, а многие ли из нас смогли одолеть путь в науку? Или жить наукой? А что остановило Вас, лично Вас? Что мешает сейчас? Здесь не берутся в расчет политические факторы… Допустим, ни царь, ни кумир не мешают Вам.
Итак, что же служит преградой для Вашего похода в науку. Может быть, все возрастающие трудности понимания? Или скука сухих построений? Довод: «Положишь столько трудов, а в результате никакой материальной компенсации!» — этот довод не выдерживает критики. Ведь и на Западе, где получают вполне приличное вознаграждение за научные разработки, тем не менее, число людей, подлинно разбирающихся в хитросплетениях формул и уравнений, очень мало. Огромное большинство, опять же, совершенно ничем не занимается в науке.
Так вот, что же это все-таки за дорога такая (дорога ли к знаниям?), которую не осилит идущий? А кто осилил — представляет ли он отчетливо чем занимается? Может быть, так и было задумано?
Кому выгодно сложившееся положение вещей? Элитарность выгодна высшим жрецам науки, высшей касте, многоуважаемой касте ученых, узурпировавших право на истину, а также чиновникам от политики, дутым академикам. Подобно этому церковь в свое время, в средние века, монополизировала, сосредоточила в руках право на связь с богом, на божественное откровение, обращая лучшие свои черты в несомненное зло…»
Вагон замедлил ход, а после и совсем остановился.
— Граждане пассажиры! Просим вас соблюдать спокойствие. Поезд будет отправлен через несколько минут… спокойствие… через несколько минут… минут, — прозвучало из динамиков.
Вероятно, техника за наукой не поспевала… Есть ли что-то невероятное во внезапной остановке электрички? Конечно, нет. Изношенный механизм метропоезда, пути, отметившие свое пятидесятилетие, крысы, снующие по подземным коридорам и грызущие кабели, наконец, обычная забастовка железнодорожников… Да мало ли причин, которые объяснят, почему вы сидите глубоко под землей, опаздывая на свидание. Но между тем, ни одна из названных причин не является действительной. Просто, Игорю хотелось дочитать страницу до конца, прежде чем владелец книги покинет этот пропахший пивом и потом желтый вагон.
«…Даже элементарное сравнение показывает, что современная нам наука во всех своих главных чертах бессознательно повторяет структуры и функции средневековой церкви, верно служа идее Истины. Ну, а согласно религиозному мировоззрению, Истина — это одна из ипостасей бога.
Наука, правда, определяет саму истину по-другому: объективная реальность (которая не зависит от нас). Школы, институты, университеты проникнуты этой идеей научности, они, подобно прежним, внушают людям веру, ранее — в Бога, ныне — «в чудо техники.» Они же, одновременно, средствами математики, отторгают и выбрасывают не способных, по усмотрению науки, к служению делу Истины. Внушают, заметим, именно Веру, не допуская к истинному знанию. Сами научные институты и производства, связанные с ними, да и вообще, все наши технологии, всемерно расширяют сферу технических чудес, доступных науке, и демонстрация этих чудес несет опять-таки жрецам бога объективной истины всенародную славу, а кому-то и власть, и деньги. Высшие жрецы, высшие ученые, время от времени сообщающие нам откровения своего бога сродни священнослужителям. Они говорят тем же религиозным языком, доказывая все новыми и новыми техническими чудесами божественную сущность Науки и ее право на Истину.
Церковь повсеместно использовала достижения науки для укрепления собственного могущества. А использовать — от слова «польза». Искусство создания иллюзий было поставлено на службу христианскому богу. То, что способствовало проявлению чудес Господних, вместе с тем именовалось ересью и магией, если Святое Братство не имело над этим контроль. Хотя эффекты иллюзии были основаны на реалиях средневековой науки, яркими представителями которой стали епископ Альберт Больтштедтский и Роджер Бэкон, последние, в конечном счете, сами немало пострадали от церковников. Мы и сейчас принимаем чудеса с восхищением, но одновременно и со все возрастающим страхом, ибо истина остается для нас секретом за семью печатями. Да! Науку и религию объединяет, прежде всего, наличие тайны, мистической, как сказали бы ранее. Загадки современного научного знания! С самого начала наука, действительно, ориентировалась на демократическое распространение, иначе ей не удалось бы подмять под себя церковь…
Не священник ли стоит у колыбели младенца? Не он ли отправляет мирянина в посмертный путь? А кто дает отпущение грехов, даруя ту или иную загробную жизнь — вечную погибель либо спасение в райских садах? Снова священник. Не слишком ли много берет на себя церковь?