Наследие Арконы - Страница 85

Иногда он делал анонимные взносы на счет какого-нибудь общества зеленых, зоопарка или цирка — но никогда не помогал Фондам поддержки, партиям и прочим организациям, хорошо зная их суть. Люди и так достаточно смышлены, чтобы добыть себе на пропитание. Животное в условиях города, а особенно в условиях рынка, обречено на гибель.

Еще он анонимно помогал некоторым талантливым изобретателям, хотя не баловал их пожертвованиями слишком часто. Голод обостряет ум. Уму всегда чего-то недостает, если вдобавок желудок пуст.

Игорь растворился среди черных голых аллей Парка. Здесь тоже ничто не напоминало о детстве. Все изменилось. Не те запахи. Иные звуки и мелодии. Кто-то весело орал с выцветшей дырявой эстрады: «И твой конь под седлом чужака!» Совсем другие люди. Остались, правда, беседки вдоль реки, да вечно голодные утки, рискнувшие на зимовку.

В Нескучном повеяло знакомой, совсем недавно забытой юностью. На склонах то тут, то там кучковались озябшие, но довольно веселые, неформалы. Здесь клубился парок над чашкой горячего кофе из термоса. Здесь яростная мелодия Высоцкого раздвигала готовый сомкнуться прочный обывательский круг. Бородатый мужчина в свитере, собрав изрядное число молодых чуть хипповатых слушателей, хрипло пел «Горизонт».

Слова сплетались в ленту дорог. Два дыхания — в одно. Сердца отбивали ритм… Затем вспомнили Цоя. Традиционную «Пачку сигарет» и космогоничную «…по имени Солнце». Игорь любил эти песни.

Кто-то грел над мерцающим огнем кружку с ароматный пуншем. Игорь подошел ближе. «Гномы и хоббиты» раздвинулись, дав место у костерка. Бородач уступил гитару юноше с легким намеком на усы над тонкими красивыми губами и длинными волосами, схваченными в хвост.

Его лицо мигом посуровело. Он поправил на указательном пальце железный перстень с руной Ингуз и запел совсем о другом…

Ему зааплодировали. Потом бородач, которого знали под именем Драгомира, вернул себе музыкальный инструмент:

— Песню Гэндальфа. Можно песню Гэндальфа!?

— Заказ принят, — тихонько подыгрывая себе, Драгомир повел неспешный речитатив:

Набита трубка табаком,
Колечками серый дым,
Веселый огонь в камине твоем —
Ход времени необратим.
Пусть за окном сумрак и грязь —
Завтра будет рассвет.
Его ты встретишь, чудак, смеясь
И радуясь теплой весне…

Неожиданно раздалось что-то не менее близкое, интимное, неспешное, средневековое…

— Эльфы! Эльфы идут! Приветствуем вас, сыны Зеленолесья!

Но если спиною ты чувствуешь Рок,
И боль причиняешь, любя,
Знай, это тебе преподносят урок —
То Магия ищет тебя!

Игорь вздрогнул. К горлу подступил комок. С горы по склону вниз спускались еще люди в серо-зеленых плащах. Но его взор был прикован лишь к одному из них, широкоплечему скальду с гитарой в руках. Он выглядел лет на сорок, может и больше. В нем было нечто загадочное, даже таинственное, одновременно и притягательное, и отталкивающее. Может, немигающие голубые глаза на бледном мужественном лице? Или этот заметный шрам, что лег на щеку. Волнистые светлые волосы предводителя «эльфов» стягивал серебристый венец.

Мокрые полы «эльфийского» плаща сбивали капельки холодной влаги с коричневой от сырости травы. Хлопали о щиколотки. Снова ломали слабые стебли…

— Инегельд! — вдруг обратился к вожаку один из «перворожденных» с деревянной катаной в ножнах. — А про Альфедра вспомнишь?

Он кивнул. А затем, подняв глаза на Игоря, улыбнулся ему как-то по-детски. Несомненно, это был Инегельд — скальд Рутении, последний воин погибшей Арконы. И тут же в памяти Игоря возникли смутные очертания дымящегося Храма Свентовита. Три воина, застывших над телом убитой нелюдем княжны среди трупов друзей и врагов. Умирающий волхв и его более молодой наследник с магическим жезлом Власти в руке.

В пору было бы удивиться, а разве сам он не прошел невредимым сквозь тьму веков? Разве он сам не переплыл на лодке Велеса реку Времени, не успев состариться даже на год?

Как к доброму другу Игорь шагнул навстречу скальду.

Но тут за его спиной послышалось мерзкое хихиканье. Ему даже не надо было оборачиваться, чтобы посмотреть, кто там стоит. Хмурое лицо Инегельда подтвердило его мысль. Но Игорь обернулся, потому что это была бы вполне адекватная реакция на неожиданный смешок. Он знал, кого там увидит, знал и не ошибся.

На противоположном склоне оврага, где собирались почитатели Толкиена, стояло десятка два, а то и больше, крепких коротко стриженых парней лет в черных кожаных куртках с металлическими бляшками. Большей частью это были не то кавказцы, не то какие-то другие азиаты, коими кишела Москва. Впрочем, попадались молодчики и с вполне рязанской наружностью. Но это не прибавляло их физиономиям ни толику интеллекта.

Кто-то покуривал сигаретку, кто-то постоянно сплевывал под ноги. Среди этой банды Игорь моментально выделил главаря с серьгой в ухе, изображавшего из себя невесть что, он сосал пиво из банки. Не вызывало сомнений острое желание чужаков поразмять кости на вшивой интеллигенции. Теперь уже не только Игорь, но и все остальные участники сборища всей кожей ощутили витавшую в воздухе агрессию.

Эльфийские песни разом смолкли, когда щелкнула кнопка магнитофона и блатной голос начал что-то про «хрупкую девчоночку», которую снимают на ночь, и потом посылают далеко и надолго.

Он понимал, что мало кто из здравомыслящих «эльфов и хоббитов» способен сейчас дать отпор, а драка была неминуема. Игорь управился бы и один, если бы все лишние покинули овраг. Но входило ли это в планы «кожаных курток»?